Смерть

Значение: ожидается обновление

Татлина и Пиросмани заметил и ввел в мир искусства Михаил Ларионов. О нем можно было бы тоже рассказывать многое, но сейчас нас больше интересует его жена. Да, в обществе художников Ларионов считался более влиятельным, более интересным, он многое делает, у него тьма идей. Я даже встретила биографию Натальи Сергеевны Гончаровой как «музы художника» Но для того, кто просто смотрит... нет, стоит быть честнее, именно для меня Гончарова всегда праздник. Это буйство чувств и красок, это прорыв в области чистого духа. Если это «Мистические образы войны»,
 то это именно мистические, а не фантастические образы, если обращение к народной жизни, то на полотнах бабы и мужики, словно топором рубленные, мощные, рабочие. Вся форма идет за содержанием, а содержание не боится никаких глубин. Именно такое бесстрашие мне показалось подходящим, чтобы рассказать о смерти.
Никому, я думаю, ничем другим этот огромный мистический Жнец, встречающий своей косой других, маленьких жнецов, не покажется. Но у Гончаровой смерть – мистерия. Могучая и прекрасная мистерия жизни, природного круговорота циклов, праздничная как деревенские поминки. Эти умрут, другие родятся. Чтобы зерно взошло колосом, оно должно упасть в землю и перезимовать, никакие нежности здесь неуместны. Композиция из двух встречных ритмичных движений усиливает это чувство вечного круговорота жизни-смерти.  Что-то уходит навсегда, что-то приходит новое.
Наталья Сергеевна Гончарова той, Наталье Николаевне, прекрасной и роковой супруге великого Пушкина, приходится правнучатой племянницей, и умерла она как раз в Париже в 1962 году в 81 год. Замуж за Ларионова вышла рано, еще в училище, впрочем, брак оформила только через 50 лет, вместе с ним считается основательницей лучизма. Честно сказать, на фоне многочисленных «измов» перелома века, меня лучизм никак не трогает. То ли дело постоянное обращение Гончаровой к народному искусству, примитиву. Она умеет брать из этого источника всем сердцем, от ее работ веет первобытной мощью. Это ее «Бога плодородия» требуют снять с выставки, на «Евангелистов» ополчается церковь. В безумном 1911 году полиция выделяет ее работу, это дорогого стоит. Она говорит, что на нее повлияли французы, а на кого они не повлияли? А на французов разве мало влияли? Художники Европы более тесно общались, чем нам может показаться после переживаний «железного занавеса».
Один из самых невероятных шоков Париж испытал от Дягилевских «Русских сезонов». И Гончарову С.П. Дягилев не мог не заметить. Она работает для него, часто бывает в Париже, а в 1917 году так там и остается. «Миру искусства» уже нет места в России. Разве что в форме иллюстраций. Революция для дягилевских художников равна концу света. Но революции Гончаровой практически не досталось, она не вернулась из Парижа. Осталась там навсегда. Сначала работает для Дягилева, потом после его смерти немного для театра, но она уже не может больше черпать из вдохновенного источника народного искусства, больше в ее творчестве нет таких же мощных и экспрессивных образов, какие были в России. Да, она умирает в Париже, но в нищете и забвении. Революция для нее оказалась практически смертью.
Впрочем, я уверена, что оценка ее работ еще впереди. Да, она висит в Третьяковке, но совсем с недавних пор. Еще толком ее не полюбили и не изучили. Еще нет пока художников, идущих вслед за ней, или их пока не знают. Но такая мощь и экспрессия непременно пробьют любой толщины земную корку и прорастут новыми всходами, заколосятся и дадут свой урожай. Ничто никуда не девается, зерно падает в землю, а потом прорастает.